Проклятая станция: «Мы помним героев Чернобыля!»

Лауреатом литературной премии «Патриотизм и верность долгу» стал наш соотечественник, директор Геленджикского Центра РФС «Баско» Сергей Тархов. Диплом III степени, нагрудный Знак Лауреата, поздравления близких и друзей, внимание СМИ… Книга «Мы помним героев Чернобыля» принесла автору признание и ветеранов-ликвидаторов страшной аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года, и представителей силовых структур, которых мало чем удивишь, и обычных читателей. Но мы не будем вести речь ни о славе, ни о популярности…

…На самой окраине «забытого Богом» микрорайона Северный, на стене неприглядного и унылого дома № 12 резко выбивается из общей серой массы вывеска, которая всех желающих приглашает в тренажерный зал. Кроме стандартных контактных данных, все остальное идет вразрез со всеми догмами: «10 заповедей спортсмена», призывы быть спортивным, а значит – здоровым, а также строки, от которых к горлу подходит комок: «От грусти до отчаяния – один шаг…», «Если сама не подниму себя, меня никто не поднимет…», «Если ты не решишься на это сегодня, завтра будет таким же, как и вчера». Недавно в дверь, на которой находится необычная вывеска, постучался немолодой мужчина с маленьким ребенком:- Все, что написано – это обо мне…. Поэтому я хочу, чтобы в вашем зале тренировался мой сын…Директор центра «Баско», где и находится тренажерный зал, Сергей Тархов не понаслышке и не из книг знает, что такое боль потери, отчаяние, как сложно и мучительно после этого самого отчаяния подниматься с колен и учиться жить заново. Потому что его книга «Мы помним героев Чернобыля» написана в память об отце – ликвидаторе последствий Чернобыльской катастрофы Анатолии Алексеевиче.

«Мы не пойдем и никто не пойдет!»

Для семьи Тарховых, которая жила в 4 доме Северного, чернобыльская авария была чем-то очень далеким, пока в начале сентября 86-го повестку из военкомата не принес отец: «Меня отправляют в Чернобыль». 17-летний Сергей и 14-летний Вадим значения не придали, зато мама, как любая женщина, не могла найти себе места: «Ты не пойдешь, там же радиация!» Ответ Анатолия был однозначным: «Мы не пойдем – никто не пойдет». – На таких все и держится, – говорит об отце Сергей Анатольевич, – для него пахать – значит пахать. Работал он крановщиком на ПМК, строил и высотки на Толстом мысе, и наш микрорайон. Так получилось, что моя мама проектировала микрорайон Северный, а отец его построил! Он похож чем-то на Кубанова из старого фильма «Коммунист». Например, все рабочие будут сидеть в бытовке, жаловаться на норд-ост, дождь, а задача поставлена, нужно выполнить план. Тогда он оденется и пойдет один. Стадо ему было не нужно никогда. На медкомиссии вынесли решение – «к работе с радиоактивными веществами годен». Хитрость-то какая была в то время – призывали тех, кому больше 40, и у кого есть двое детей! По этим параметрам отец как раз подходил: ему было 42 года, и нас у него было двое – я и брат. 6 сентября папу и несколько наших соседей – мужчин отправили в Чернобыль. Там они пробыли 100 дней.

Смертельное облучение

Когда отец вернулся, был все тот же – родной, теплый, но осунувшийся. Глаза стали какие-то нехорошие… Первое время он ничего не рассказывал. На вопрос, что вы там делали, отвечал – работали, много работали! Потом откровенничать стал, что и в одну смену, и в две, и в три… Если водителей, получивших определенную дозу излучения, заменяли другими, то единственного машиниста башенного крана заменить было некем. Вернувшись из чернобыльского ада, ночами он мучился от боли: «Всю ночь крутит. Как будто саму кость выкручивает». Мы не раз спрашивали папу, был ли он на самой станции: «Нет-нет, я в другом месте работал!» А когда стало уже совсем плохо, тихо повторял: «Проклятая станция!» Спустя годы случайно из архивных данных я узнал, что отец был в самом пекле – он представлен к награде за подачу бетона на крышу третьего энергоблока.

В 1987-м Анатолию Тархову и другим ветеранам-чернобыльцам в военном госпитале сделали полное переливание крови, и вернулся он помолодевшим и бодрым. Говорил: будем жить! А потом почему-то все обратно вернулось… Он уже не мог, как раньше, без отдыха забираться на кран, стоять там 8-часовую смену. В 1992-м у него случился первый инсульт, но он еще занимался общественной работой – в 1994 с товарищами создал первое общество ветеранов-чернобыльцев, помогал дома по хозяйству. А потом 3 группа инвалидности стала второй, затем первой, необходимо было колоть дорогие лекарства, и вся семья работала уже на аптеку.

– Отец не любил, чтобы его жалели, – говорит Сергей Анатольевич. – Сильный духом и физически (уже будучи инвалидом 2 группы, он одной рукой – вторая была парализована – закрутил проволоку для белья), боролся с болезнью до последнего. Он ушел от нас в 63 года сразу после новогодних праздников – 4 января 2007 года. Ничто беды не предвещало! Накануне родители пили чай в кухне, потом я занимался чем-то на компьютере, мама в соседней комнате вышивала. Около полудня его сердце остановилось…

Спустя 3 месяца мне рассказали, что радиация съела его изнутри: внутренние органы практически полностью распались. После смерти отца наша жизнь раскололась на «до» и «после». И даже спустя 7 лет сердцем ты не можешь это принять. До сих пор я внутренне обращаюсь к нему, когда в сложной ситуации стою перед выбором. Я спрашиваю себя: «А как бы поступил отец?» Мне кажется, что люди не совсем уходят. Наверное, правы наши священники, что есть другой какой-то мир, царство Божие. Может быть, я это все придумываю себе. Я разговаривал со многими людьми, которые потеряли родных и близких, и все они говорят примерно то же самое. Неужели мы все себе всё придумали? Такого не может быть.

Ольга АРХИПОВА