Фантазия в камне

08:37 Твои люди, Геленджик!

1 июля – Всемирный День архитектора

Нет нереализуемых замыслов, есть ненастойчивые люди. Это доказал архитектор Александр Алексеев, создавший за 10 лет на берегу Чёрного моря, в селе Кабардинка, дивный авторский проект под названием «Старый парк». Сегодня, несмотря на молодость, это одна из главных достопримечательностей Краснодарского края. О том, как удаётся без инвестиций, без поддержки, без чёткой бизнес-стратегии – на одном энтузиазме, таланте и горячем желании – строить такие серьёзные объекты и зачем это вообще нужно, рассказал автор и исполнитель идеи. Перед вами повествование от первого лица.

– В памяти очень ясно и контрастно проступают некоторые моменты из моего детства. Особенно это касается творческой жизни. Она у меня была замкнутая. Мне казалось, что когда я родился, я уже умел рисовать. Конечно, это не так, потому что уметь рисовать – это огромная работа. Это учение, это труд, опыт. Просто мне всё легко давалось. Нужно было, например, нарисовать портрет, птичку, зверушку – я садился и рисовал. Но мне хотелось рисовать – поэтому, наверное, и получалось. Так что, с одной стороны, рисовать я умел всегда, а с другой – так никогда этому и не научился. Я не получил никакого специального образования по живописи, архитектуре, скульптуре – только по журналистике.

СЛОВО

Сначала я хотел стать медиком. Но очень рано начал писать. Наверное, раньше, чем читать. Читать художественную литературу самостоятельно начал лет с двенадцати. Целенаправленно, осознанно, выборочно знакомиться с мировой литературой начал с 14 лет, когда отец подарил мне детскую энциклопедию, и я там обнаружил 11-й том – «Русский язык и мировая литература». С тех пор я начал читать.

Писать, к сожалению, начал значительно раньше, наверное, в четвёртом классе. Я был впечатлительный: посмотрел какой-то фильм, услышал рассказ или просто красивый восход или закат увидел – и начинал мечтать. Сюжет первого рассказа был, понятное дело, детективный. Детективы были в советское время очень редки, нас классикой больше кормили. Назывался мой рассказ «Это было ровно в пять». Сюжет не помню, но наверняка какой-то там примитив. Писал в ученической тетради, старался каллиграфическим почерком – и чем больше я старался, тем уродливее почерк получался. Лучше всего получается, когда это из тебя вырывается непроизвольно. Тем не менее я нацарапал полтетради, закончил рассказ, дал отцу почитать. Но у отца реакция была, конечно, крестьянская. Покряхтел старик и сказал: «Лучше бы ты делом занимался». А дело для него – это, прежде всего, работа в огороде. Огород нас кормил. Тяпать, полоть, собирать, опрыскивать.

Судьба моего первого рассказика была, мягко говоря, печальная. Хотя и закономерная. Брат растапливал печку, смотрит: исписанная ученическая тетрадь – и, конечно же, он пустил её на растопку. Мне было грустно, и я это хорошо запомнил. Именно этот момент. Но творить не перестал. Писал всякую ерунду. Начал читать приключенческую литературу – Жюль Верн, Роберт Стивенсон, Майн Рид, Фенимор Купер. И потащило меня на приключения. Так что первый этап словесного творчества был авантюрный. Второй этап, половозрелый, был, конечно же, про любовь. Тоже какие-то короткие рассказы… Вряд ли они сохранились, вряд ли я вспомню, о чём они были, – но наверняка представляли собой жёсткую фантазию, которая была недоступна нам, советским школьникам.

ХОЛСТ

Дальше была армия. Я хотел поступить в художественное училище. Окончил ПТУ на токаря, завершил производственную заводскую жизнь и захотел вырваться из Таганрога в Ростов, в художественное училище. Я хотел научиться рисовать. Мать как-то мне купила старый этюдник знакомого умершего художника, там была куча красок, палитра, два холста чистых, загрунтованных. И я начал живописать. Ни одну картину не завершил – ушёл в армию.

А в армии я «стал» художником. Замполит взял под своё крылышко, и я там творил. Были там ещё художники с образованием, какие-то навыки, базовые знания мне дали – спасибо им за это. Я писал портреты Героев Советского Союза для Аллеи Героев. Потом портрет комбата написал – он отпустил меня в отпуск. Ну и, придя из армии, я начал по инерции дома на старом холсте писать портрет родителей – он так и остался незаконченным. Наверное, это лучшая моя живопись. И последняя. Этому портрету уже 36 лет. Больше живописи я не касался.

КАМЕНЬ

Желание заниматься скульптурой, проще скажем, желание долбить камень проснулось именно в армии. Я упрашивал комбата, чтобы он привёз гранитную глыбу не менее двух метров в высоту. Хотел выдолбить воина-защитника и в части поставить такую серьёзную скульптуру. Конечно же, я не умел, не знал, не имел ни малейшего представления о работе с гранитом: какими инструментами это делается, в каком порядке, как, – но было огромное желание, просто неудержимое. Думаю, что желание – это самое важное, что есть у творческого человека.

Много лет прошло, пока это желание реализовалось, но оно реализовалось тоже совершенно случайно. Поехали мы как-то с женой Татьяной в мастерскую, где делают памятники, и присмотрел я там случайно валяющийся на земле мрамор. Такой красивый кусочек был – 35-40 сантиметров. Но я тогда не знал, что это саянский мрамор и что скульпторы его очень редко употребляют в работе – он колкий, твёрдый, непослушный, но если его отполировать – это бриллиант. Я этот камешек притырил в багажничек, привёз, а что делать с ним – не знал. Сначала я решил ему сделать ровную пяточку, подошву, ничего лучше не придумал, как ножовкой по металлу пилить основание. Одно полотно сгорело, второе полотно сгорело, потом я понял, что полотна будут гореть, а камень будет оставаться таким же. Положил в ванну, пустил тонкую струйку из крана, чтобы полотна не горели, и двое суток, практически не останавливаясь, пилил.

Отец выходил из себя. Тогда у нас уже была ферма, мы занимались делом – это было начало 1990-х. 50 дойных коров, не считая молодняка. Косили сено, заготавливали корма. И весь производственный цикл, от заготовки кормов до реализации молочной продукции, был наш, семейный. Поэтому мы и выжили в 90-е годы. Была прибыль какая-никакая. И это, с точки зрения отца, было дело. А тут здоровый лоб – мне было уже 37 лет – сидит над ванной и ножовкой пилит камень… Но, надо отдать ему должное, он относился ко мне снисходительно, когда я занимался всякой такой ерундой.

Я допилил этот камень. Второй этап – что с ним делать дальше? Начал делать из напильников всякие инструменты – зубильца, но они тупились, горели… Я буквально грыз этот камень. Работало как раз то неудержимое желание что-то сотворить. Потом нашёл дедовскую отвёртку, там оказалась сталь такая хорошая – заточил её и этой отвёрткой царапал… Это стал бюст Вольтера. У меня в библиотеке был гипсовый бюстик Вольтера – не знаю, откуда взявшийся… У него очень харизматичное лицо – он мне нравился. И когда я камень грыз, у меня как раз зарождалась идея сделать сто любимых авторов из мировой литературы. Вольтер, например. Данте – мой любимейший поэт, я его когда-то учил, «Божественную комедию» практически наизусть знал в юные годы. Это когда я сходил с ума от пейзажей красивых, от восходов, закатов. Шёл в школу пешком, 12 километров, из Дорогоновки в Таганрог, – и вслух, во весь голос, читал Данте. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…» Вот сколько лет прошло, а сама интонация, сама ритмика дантовского слога не оставляет меня равнодушным. Это та самая юность, которая не забывается. Поэтому портрет Данте из мрамора – это была программная задача.

Я сделал Данте, Гомера, Шекспира. Потом, в голодные годы, в Москве я продал Вольтера за полторы тысячи долларов – бешеные деньги! И сразу мне пошли заказы. Я сделал Харламова, во весь рост, на коньках, – где-то 75 сантиметров высотой была скульптура из мрамора. Заказал москвич, поклонник Харламова. Потом был заказ на Николая Второго. В 90-е годы это была такая поддержка финансовая. Потом была скульптура уже более серьёзная – двухметровый песчаник. Она сейчас стоит на могиле отца, на кладбище. Маленькая часовенка – и двухметровая, из песчаника, фигура Феодосия Кавказского.

А потом меня понесло. Лучше всего, конечно, давались камни, которые как тот самый почерк: если ты не напрягаешься, а просто пишешь под настроение, то выходит красиво. Если начинаешь каллиграфировать – ничего не получается. Поэтому когда я начинал делать какие-то классические сюжеты – Афродиту или какую-нибудь Галатею, – конечно же, получалась ерунда. Без знания академических азов, без элементарного обучения рисунку ничего хорошего не получалось. Поэтому рождались такие спонтанные фигурки. Увидел камень где-то при дороге, он что-то напоминал – я его привёз, взял зубило и что-то из него сотворил. И вот эти редкие камни, которые в 90-е годы попадались мне по дорогам, сейчас лежат в парке и являются его украшением, привлекают к себе внимание. Это самая серьёзная моя работа, хотя и шуточная: всего два часа времени. Если я на Афродиту потратил год безумной работы, то здесь два часа – и маленький шедевр. Потому что это из меня вытекло, вылилось непроизвольно.

Вот из этого складывается формула творчества: мастерство, которое добывается годами, в упорном труде, и вдохновение, как лёгкое дыхание. Сочетание двух этих качеств и есть залог успешного творчества, наверное.

САД

Идея строительства парка – это непроизвольное дыхание, какой-то лёгкий эфир моего творчества, желание, вытекавшее из детства. Все мы выросли в грязи, в деревне, да и города по количеству грязи от деревень мало чем отличались. Я отчётливо помню свою детскую мечту – избавиться от грязи. Потому что она была везде. У меня было ощущение, что она тянется за мной повсюду – из улицы в дом, из дома в спальню. И везде, постоянно нужно было от неё избавляться.

Мы в советское время не знали, что такое газоны. У нас двор, замощённый камнем, а всё остальное – огород. А уж это – сплошная грязь, непогода. За огородом – мусорная куча, свалка. Я не помню, сколько мне было лет, когда однажды я не вытерпел и из этой мусорной кучи сделал клумбу. Огородил её камнем. Вырыл яму, а землю насыпал на кучу. Помойная куча – в принципе, хорошее удобрение. Сверху земля, туда всякой всячины насажал, и получилась неплохая клумба. А рядом яма. Накрыли её крышкой, получилась выгребная яма. Уже ступенька к какой-то цивилизации. Тогда ещё не было пластиковых бутылок и каких-то серьёзных отходов, почти всё – органика. Это, наверное, был мой первый шаг в организации пространства или, назовём это так, в ландшафтном дизайне.

Всю остальную творческую сознательную жизнь я, конечно же, писал. Выбор профессии журналиста связан был именно с писательством. Я хотел стать писателем. Стал журналистом – это позволило соприкоснуться с жизнью шире, глубже. Начал общаться, знакомиться с людьми. Это уже где-то в 1980-е годы. Позже, в связи с социальными переломами, я стал понимать, что литература уже не та, что читают меньше и меньше, а скоро вообще перестанут читать. Что литература займёт маленькую нишу в культурной жизни человека, и в этой маленькой нише образ среднего такого писателя-самоучки окажется, конечно же, незаметным, да и вообще невидимым.

КАВКАЗ

Это было разочарование, некий тупик мечты. И тут совершенно случайно, но каким-то счастливо сложившимся обстоятельствам, я понимаю, что посёлок Кабардинка под Геленджиком – место, где поселились родители, – уникальное. Здесь рядом море, здесь простор, причём именно для творчества, – никто на тебя не давит, не влияет.

Первый мой наставник, донецкий скульптор (прости меня Господи, я уже забыл его фамилию), это был профессиональный скульптор, я любил пропадать у него в мастерской, когда увидел мои работы, конечно же, удивился, что просто так взял человек и сделал скульптуру. Он сказал мне очень хорошую фразу. «Саша, – произнёс он, – ты счастливый человек, ты не испорчен академизмом, что хочешь, то и творишь». Может быть, вот это самое «что хочешь, то и творишь» именно здесь, в Кабардинке, и явилось базой собственного творчества. И поскольку я ни в каком виде искусства не достиг совершенства, то, наверное, всё-таки что-то подтолкнуло, чтобы создать гармонию из всех своих несовершенств – литературы, скульптуры, архитектуры. Всё это соединить в одном пространстве, чтобы получилась такая атмосфера, где просто хочется быть, – где чувствуешь себя комфортно, где тебе чисто, свежо, уютно, где ты очищаешься и заражаешься этим ощущением. Тебе хочется вынести отсюда это состояние.

Что такое парк для меня? Это некое культурное пространство, гармония живой природы и архитектуры, наполненная определённым содержанием. Причём содержанием общечеловеческого характера. Наднациональным. Не каким-то узконаправленным или политическим. В этом и есть моё представление о культуре. Это представление сжато до одной фразы: «Культура есть знание и почитание».

Все существующие архитектурные произведения, мировые шедевры уже существуют, повторять их здесь в каких-то уменьшенных копиях просто нет смысла. Задача более широкая – сохранить мотив той культуры, той атмосферы, того времени, когда была создана эта архитектура, наполнить её содержанием, с точки зрения общечеловеческих ценностей. Вот это – главная задача.

Копировать – это значит сделать пародию на какой-то уже существующий архитектурный объект. В копировании нет смысла. Я пытался копировать какие-то орнаменты, но всё равно они проходили через меня и трансформировались. Даже орнаменты – а что говорить о каком-то архитектурном сооружении. Наверное, это всё то же дыхание собственного восприятия или собственного мироощущения, которое даёт мне творческую свободу. Поэтому я не могу сказать, что мои архитектурные сооружения – какие-то копии. Просто они несут чей-то мотив. Колорит. Передают какую-то атмосферу. Эпоху, может быть. И ещё задача в том, чтобы выстроить в ряд все эти эпохи, все культуры, собрать их в одном общечеловеческом пространстве, которое представлено старыми деревьями, вот этим самым парковым пространством, парковой атмосферой. Это как бы символизирует целостность матери-Земли. Деревья – везде деревья, в любой культуре. Природа одна. И культура одна – общечеловеческая.

А вот восприятие во многом зависит от пришедшего в парк. Чем глубже содержание человека, чем выше его общая культура, тем больше он здесь найдёт, больше увидит, вынесет, тем интереснее ему будет здесь. Пустой человек сразу будет говорить: почему здесь так мало всего, почему такой маленький парк? Какой-то гектар – что это за парк? Парк должен быть – километр туда, километр сюда. Но большинство людей, конечно, приходят и находят здесь для себя что-то неожиданное. Они просто не знают, что это такое.

ПАРК

Сначала была идея создать некую аллею цивилизации, историю всемирной литературы, изучения общечеловеческой культуры. Я прекрасно понимаю, что нет изолированной, какой-то узкой культуры. Отсюда, в общем-то, и рождаются такие фразы. Это некие аккорды моей писательской деятельности, вырубленные на камнях фразы. «Нет запада без востока», «Не стремитесь превзойти природу», «Смотрите чаще в небо». Квинтэссенция творчества Толстого вылилась во фразе «Неоспорима только любовь». В общем, эти фразы – неважно, как и в какой момент родившиеся во мне, – рассыпаны по всему парку. И в совершенно неожиданных местах могут встретиться – но в целом это должно усилить содержание этой атмосферы.

У нас получилось некое беспрецедентное пространство. Вроде и парк, вроде и что-то такое современно-историческое, культурно-музейное, духовное. И просто интересное, увлекательное пространство. Здесь интересно и детям, и старикам. Я это вижу по их глазам, по их реакции…

Кстати, дети и старики очень непосредственно реагируют. Более напряжены или замкнуты, смущены или сдержанны – люди среднего возраста. Но по детям и старикам можно судить именно о том содержании, которое уже имеется у нас в парке. Конечно же, это нечто большее, чем сфотографироваться в красивом антураже.

МИР

Дальнейшая задача парка состоит в том, чтобы он ширился, расходился по городам и весям. Сама идея такого парка должна быть подхвачена – вот моя конечная мечта. Мы построим нечто вроде комбината по производству архитектурных элементов, всех видов строительства, благоустройства. Там будут кузнецы, керамисты, скульпторы, резчики, деревянщики – всё что угодно для строительства парка, всё там будет на одной территории. Во всяком случае, моя мечта – юг России обеспечить какой-то производственной базой для формирования и благоустройства городов, сёл.

Сейчас приходят главы районов и городов – почерпнуть у нас опыт по организации пространства, по благоустройству. Приглашают к себе, и мы видим, что в каждом городе, в каждом районе есть территории, совершенно заброшенные с 50-х годов прошлого века. Это старые парки культуры, где конь не валялся для творчества. В чём тут проблема? Конечно же, в финансировании. Вопросы культуры никогда не финансировались государством. Это дело подвижников. Но, кстати, на нашем примере можно увидеть, что не такое уж это убыточное дело – центр культуры.

Каждый город, деревня, райончик имеют свою историю. Такие культурные центры помогут молодёжи её узнать. Это должен быть своеобразный центр притяжения. Там, в этом парке, должен быть какой-то дворец культуры, красивое архитектурно-ландштафтное пространство.

Мы уже кучу проектов нарисовали. Вопрос в инертности руководителей. Но, может быть, если у нас будет производство и какие-то финансовые возможности, акционерно мы будем это дело двигать на паях с администрацией или каким-то предпринимателем в том или ином населённом пункте. Чем больше я об этом думаю, тем явственнее идея выкристаллизовывается. Я уверен, что в каждом селе есть люди, которые знают его историю, хотят о ней рассказать своим же детям, молодёжи. А молодёжь бежит из этой деревни и стыдится потом сказать, откуда она. Почему? Да потому что там ничего нет. Там всё сметено. Колхозами, администрацией, пьянством, бескультурьем общим или алчностью отдельных типов. Но если человек будет гордиться тем местом, где он родился, он останется там жить и будет делать всё, чтобы это место процветало и было красивым и экономически держалось на плаву. Нет гиблых мест в России – есть люди гиблые или загубленные. Но это большая, глобальная проблема. И разрешение её должно быть – да, скорее всего, и будет – долговременным, но поступательным и целенаправленным.

Идея должна распространиться, разойтись и разлететься по городам и весям. На это я надеюсь. И в этом главная задача нашего парка. Конечно, это уникальное место. Здесь так исторически сложилось, что летом вся Россия проезжает через Кабардинку. Но, в принципе, каждое место уникально, и если бы я жил где-нибудь на Урале, я, наверное, любил бы это место уральское и нашёл бы там что-то уникальное, честное слово! Самое главное: я уверен, что я не уникальный человек. И в этом моя надежда. И моя печаль. Вот, пожалуй, и всё.

Яна ЧУМАКОВА,Пресс-секретарь «Старого парка»

(Нет оценок)

Добавить комментарий